Конечно, господин Евсеин испугался – книги-то древние, ценные, и если бы монах увидел такую неаккуратность – это могло бы стоить разрешения на работу в хранилище. Так что он быстренько поднял книги – и вдруг заметил, что из одной из них выпал какой-то листок. Поднял, прочел – он был написан на латыни, – и оказалось, что это письмо того самого итальянца.
– Ну да, – только и оставалось мне поддакнуть, – помню, как же. Ему еще в Александрии голову оттяпали. А он, бедняга, палачей все поносил и грозился, что за ними тоже скоро придут…
– Да не перебивай же ты! – взорвался наконец Николка. – Ну никак договорить не дают, что ж это такое, в самом деле!
– Да ладно, прости, прости. – Мне и самому было интересно, что там с этим итальянцем, а фразы я вставлял все больше для порядку – чтобы собеседники не забывали о моей роли во всей этой истории. Зря, что ли, по Сириям ездили? – Давай, рассказывай дальше, мы слушаем…
– А дальше – в письме было написано, что итальянец этот – его, кстати, звали Джакопо Берталуччи и родом он был из города Верона – отыскал в Сирии некий загадочный манускрипт, в котором описываются способы проникновения в грядущее. И что этот манускрипт охраняют темные и неграмотные православные монашки, которые знать не знают, какое сокровище им доверено. Веронец писал своему другу, служившему при дворе Лукреции, герцогини Феррарской. Та, когда стала герцогиней, была совсем юной девушкой и очень скоро умерла – то ли от чахотки, то ли ее отравили. А вот среди придворных ее были, оказывается, заговорщики; и тот, кому этот несчастный веронец послал письмо, как раз и относился к их числу. Видимо, автор письма надеялся, что его высокопоставленный друг сумеет похитить бесценный манускрипт из монастыря в Маалюле и обратить его к пользе своего заговора. Но самое главное – вместе с письмом он передал старинные коптские четки, которые, по его словам, могли бы послужить ключом к «Вратам Хроноса» – так итальянец называл портал между временами.
– А где же он четки раздобыл? В Маалюле их вроде никогда не было; да и не отдали бы их ему монашки… – Вот удивительно! Оказывается, прежним хозяином наших бесценных четок был тот самый усеченный на голову макаронник? Ну сюрприз…
– Неизвестно, – пожал плечами Николка. – В письме об этом не было ни единого слова. История темная – похоже, Джакопо явился в Маалюлю, уже зная, что искать, а значит, четки он раздобыл еще раньше. В любом случае письмо до адресата не дошло: как раз тогда Лукреция умерла, а того, кому предназначалось письмо, заподозрили в отравлении, и ему пришлось бежать. Письмо каким-то образом попало в книгу, которая потом досталась монастырю: видимо, кто-то из родственников беглеца его все же получил, но не придал документу особого значения.
– А четки? – жадно спросил Яша. В отличие от меня он слушал Николку не отрываясь, впитывая каждое слово, и в первый раз позволил себе прервать докладчика.
– Четки остались в семье того придворного как забавная безделушка. И, представьте себе, сохранились до наших дней! Вильгельм Евграфович, когда прочел письмо, сразу понял, что монахи о нем тоже не знают, – ну и разыскал потомков того итальянца, которому писал Джакопо. Представьте, как он удивился, когда выяснилось, что четки сохранились с самого семнадцатого века! Ему стоило немалых трудов уговорить нынешних хозяев расстаться с ними; по счастью, оказалось, что последняя из потомков беглеца – крайне набожная дама, и четок этих ни разу в жизни в руки не брала, почитая их еретическим соблазном, оскверняющим католическую веру. Остается лишь радоваться, что она их вовсе не выбросила…
В общем, раздобыв четки, господин Евсеин вернулся в Москву и принялся готовиться к поездке в Маалюлю. А так как университетское начальство и Географическое общество отказали ему в средствах на экспедицию, пришлось связаться с Ван дер Стрейкером. Олег Иванович считает, что бельгиец раздобыл где-то то ли копию этого письма, то ли упоминание о нем и потому и сумел разыскать доцента. Скорее всего, он посетил бывшую владелицу четок и узнал о русском, который их забрал. Вот так оно все и вышло…
– Да, занятно, – кивнул я. – Прямо художественное совпадение.
– Да погоди ты! – раздраженно цыкнул на меня Яша. – Продолжайте, пан Никол…
– Опять ты – «пан»! – с досадой сказал гимназист. – Сколько же можно, пора бы уже привыкнуть!
– Да, прости, Никол, – поправился Яков. – А ты, Вань, не мешай рассказывать…
– Да, собственно, уже почти все, – вздохнул Николка. – Вильгельм Евграфович взял деньги у Стрейкера, съездил в Сирию, нашел там манускрипт. Правда, монахини не позволили скопировать его – только разок показали. Вот господин Евсеин и запомнил лишь маленький кусочек – про то, как открывать порталы.
– Зато теперь мы весь текст добыли, – не удержался и похвастался я. – Самолично все переснял, пока отец Христовой невесте мозги пудрил. То-то Евсеин сейчас в перевод зарылся – за уши не оттащить! Даже удивляюсь – как он на фестиваль с нами поехать согласился… Все-все-все, больше не буду! – спешно добавил я поскорее, увидав, что и Николка, и Яша готовы чуть ли не накинуться на меня. – Рассказывай уже…
– Ну вот, – продолжил гимназист. – Приехал Вильгельм Евграфович в Москву – и, конечно, сразу попробовал открыть портал. Только с первого раза не совсем получилось – портал-то открылся, только не там, где он хотел, а под землей. Ну потом он, конечно, разобрался, что к чему, и смог открыть нормальный портал – на Гороховской. Кстати, попытки с десятой, не меньше – для того чтобы все получилось, нужно было найти такую стену, которая сохранилась бы и в будущем, – а у вас здесь столько домов снесли! Вот он и ходил по всей Москве и пробовал, пока не нашел дом на Гороховской. А как получилось – сразу пошел к моему дяде, Василию Петровичу и снял квартиру в доме – чтобы быть поближе к порталу…
– Ясно, – вздохнул Яков. – Ну а дальше – Стрейкер потребовал четки и все записи по открытию себе, а господин доцент отказался.
– Ну да, – подтвердил Николка. – Он Стрейкеру с самого начала не верил. И хоть разок-другой сводил его в прошлое, но отдавать эту тайну бельгийскому авантюристу Вильгельм Евграфович не собирался. Вот Стрейкер его и похитил…
– Остается радоваться, что он так удачно ему по башке заехал, – усмехнулся я. – Не потеряй господин доцент память – все бы уже давно досталось этому бельгийскому проходимцу. И фиг бы мы с вами что-нибудь получили…